Отдельная трагичная страница в истории нашей страны, это репрессии конца 1920-х, середины 1930-х годов, и особая страница, это 1937 - 38 годы «Большого террора». Не обошла стороной эта трагедия и Горный Алтай.
С завершением коллективизации и массового раскулачивания репрессивная политика государства вышла на новый этап. После пережитого страной голода 1932—1933 гг. особое внимание отводилось «преступлениям», связанным за несдачу хлеба государству или его продажу по ценам «черного рынка», уклонение от государственных заданий, за халатность и бесхозяйственность, которые квалифицировались как умышленное вредительство и др. Невыполнение плановых заданий, ненадлежащее выполнение рабочих обязанностей теперь приравнивалось к антигосударственным деяниям и расценивалось как саботаж.
В октябре 1934 г. во время уборочных работ наказания провинившихся носили публичный характер с широким освещением в печати. Так, за «злостный саботаж» по уборке и сдаче хлеба в Манжероке был осужден Шипицын Демьян, который являлся уполномоченным сельсовета по хлебосдаче. Свою работу он выполнял не надлежащим образом - не обеспечил единоличников заданиями, при этом не убрал свой посев. Вскоре выяснилось, что Д. Шипицын ранее был кулаком (имел двухэтажный дом, 23 коровы, 6 лошадей и др.). В результате его приговорили к 5 годам лишения свободы. Привлекались к ответственности за срыв заданий по хлебозаготовкам и председатели колхозов. По сообщению облпрокурора Гольдберга, в октябре 1934 г. были отданы под суд по статье 58-14: председатель колхоза им. Алферова (г. Ойрот-Тура) Шанин А.П., председатель колхоза «Память Ленина» Александровского сельсовета, который располагался в Ойрот-Туринском аймаке. Строго наказывались крестьяне и за продажу, обмен хлеба на «черном рынке», или за спекуляцию. Виновные за такие деяния привлекались по ст.107 Уголовного кодекса, наказание предусматривало не менее 5 лет лишения свободы. Так, в октябре 1934 г. были осуждены по ст. 107 УК колхозники Вдовин и Ефимов (продали 45 пудов хлеба в обмен на 2 коровы), Шарков и Полешук (продали хлеб и купили амбар) - все из Ойрот-Туринского аймака.
В декабре 1933 г. была «выявлена» контрреволюционно-националистическая организация. В буржуазном национализме были обвинены Г.М. Токмашев и Манеев (работники Облпотребсоюза), Кумандин (начальник облфинотдела), Зяблицкий (начальник облплана), Л.М. Эдоков (зав. отделом животноводческих ферм) и другие. Это были бывшие служащие Каракорумской управы.
В 1934 г. в Ойротии развернулась кампания чистки партии от «классово-чуждых и враждебных элементов». В Ойротии к 9 июля 1934 года чистку прошли 135 членов партии. Партийное руководство потребовало усилить бдительность для выявления скрытых «буржуазно-националистических элементов», выявлять всю подноготную проверяемых. Основными обвиняемыми стали некоторые партийные и советские служащие, (в т. ч. бывшие деятели Сибирской областной думы и Каракорум-Алтайской земской управы), а также студенты КУТВ. Их цель, по информации докладчика, якобы заключалась в вооруженном восстании в момент войны с Японией и создании буржуазно-демократической республики.
Усилилась кампания в печати по разоблачению «буржуазного национализма». В начале августа 1934 г. в «Советской Сибири» вышла статья с критикой Ойротского Обкома за недостаточную бдительность по выявлению «националистических проявлений» в сфере культуры и образования.
В течение нескольких месяцев в области развернулась кампания против националистических проявлений в культуре и литературе. Например, факт национализма был замечен в экспонировании областным музеем старых дореволюционных вещей. В октябре 1934 г. в областной газете подверглись резкой критике произведения («за националистическое антибольшевистское содержание») опальных алтайских писателей и работников культуры: М.В. Мундус-Эдокова, А.В. Тозыякова (расстрелян в 1933 г.), С.Я. Кумандина (арестован в 1931 г. как служитель культа).
Борьба с «буржуазным национализмом» не ограничивалась чисткой партийных рядов кампанией в газетах. В 1934 г. был проведен процесс по организации «Союз сибирских тюрок». Процесс проходил 20-31 августа в г. Новосибирске. Всего по делу было привлечено 37 чел., в том числе Г.И. Чорос-Гуркин, Н.Е. Амыр-Сана (Козлов), Н.А. Каланаков, И.Н. Михайлов-Очи. Их ибвинили в созднии контрреволюционной организации с целью объединения Ойротии, Хакасии, Горной Шории и Танну-Тувинской республики в одно государство - буржуазно-демократическую Тюркскую республику, якобы они подготовили программу и устав организации и активно занимались контрреволюционной деятельностью. В действительности же, как позднее выяснилось, работа участников этой организации сводилась к агитации среди хакасов, шорцев и алтайцев идеи объединения народов Южной Сибири и сбора подписей для подачи петиции Правительству СССР об образовании автономной советской социалистической республики тюрков Южной Сибири в составе РСФСР.
В июле 1935 г. нарком внутренних дел Н. Ежов разослал письмо всем секретарям крайкомов и обкомов ВКП (б) и региональным управлениям НКВД. Начальникам управлений НКВД предписывалось оказывать всемерную помощь партийным руководителям краев и областей в проведении оперативной работы по выявлению скрытых врагов народа.
В секретной директиве к работникам юстиции говорилось, что дела на исключенных из партии лиц, которых заподозрили в том, что «они вошли в партию в контрреволюционных целях для совершения шпионажа, диверсий, организации троцкистских групп, разлагательской антисоветской деятельности, квалифицировать по соответствующим пунктам ст. 58 УК и передать для расследования в органы НКВД, санкционируя немедленно аресты обвиняемых и обеспечивая надлежащий надзор за расследованием с тем расчетом, чтобы не позже 10-дневного срока эти дела были переданы через Крайпрокуратуру и Военного прокурора СибВО по подсудности в Военный трибунал или спецколлегию Краевого суда».
Всего в ходе кампании 1935 г. в Ойротской парторганизации было исключено 249 кандидатов и членов ВКП (б), или 20,9% их общего числа. При этом процент исключенных «националов» был выше - 23,5% к проверенным. В ряду исключенных из партии указывались: классово-чуждые и враждебные элементы - 116 чел. (46,6% исключенных), националисты и шовинисты - 6 чел. (2,4%), связанные с заграницей- 5 чел. (2%), жулики, получившие обманным путем партдокументы - 5 чел. (2%), подозреваемые в шпионаже - 2 чел. (0,8%), троцкисты и зиновьевцы - 1 чел. (0,4%). Исключенные из партии большей частью являлись руководителями среднего и низового звена. 29 чел. работали в соваппарате областного масштаба, 39 - в аймачных организациях и учреждениях, 71 чел. - на низовой руководящей работе - в сельсоветах, совхозах, колхозах и производственных предприятиях. Результаты кампании проверки партдокументов 1935 г. были признаны неудовлетворительными, и было решено ее продолжить в следующем году. По итогам проверки 1936 г. из партии было исключено еще 260 чел. из числа «кулацко-байских, белобандитских и других элементов».
Дело «ойротских националистов»
В 1936 г. начался очередной этап политических репрессий в стране. В Ойротии в обстановке поиска «засевших в партии врагов народа» развернулся процесс разоблачения «контрреволюционных националистов», сфабрикованный еще в 1935 г. В феврале 1936 г. был арестован председатель Ойротского облисполкома С. С. Сафронов, затем последовали другие аресты. С 7 по 15 августа 1936 г. Спецколлегия Запсибкрайсуда рассмотрела дело по 16 обвиняемым. В их числе, помимо С. Сафронова, оказались люди, ранее исключенные из партии: Кардаманов И.Г. - председатель Улаганского аймакисполкома, Манеев И.Н. - председатель Онгудайского аймакисполкома, А.И. Арбанаков - преподаватель педагогического рабфака(уже проходивший по делу как один из организаторов с октября 1935 г.), Папин И.И. - директор совпартшколы, Ангаков И.Г. - зав. сберкассой Онгудайского аймака, Щербаков Г.П. - помощник директора Ойротского педтехникума, Ялбачев М.И. - начальник управления народнохозяйственного учета, Параев А.Н. - инспектор ОблОНО, Мендиеков М.Ф. - старший зоотехник Облземуправления, Аргоков И.Н. — учитель, а также беспартийные служащие, колхозники.
По заключению суда, «контрреволюционная националистическая организация» якобы намечала с началом войны с Японией поднять вооруженное восстание и свергнуть Советскую власть, в дальнейшем - создать независимое буржуазно-демократическое государство под протекторатом Японии. Группа проводила вербовочную работу среди бывших бандитов, репрессированных кулаков и баев; активно вербовала в свой состав новых участников и заготавливала оружие. Были организованы филиалы в Эликманарском, Улаганском, Онгудайском аймаках. Пополнить его арсенал восставшие планировали, по материалам следствия, путем разоружения сотрудников милиции и военнослужащих погранвойск. [ГАСПД РА. Ф.Р-37. Оп. 1. Д. 1111. Л. 187].
«Врагов» активно выявляли на местах, в сельской местности. В апреле 1936 г., в г. Ойрот-Туре выездной сессией Спецколлегии Запсибкрайсуда рассматривалось дело в отношении 22 чел. (обвинялись по ст. 58-12 и 58-2-11), в основном, колхозников из указанных выше аймаков. В обвинительном заключении говорилось, что в Ойротии с 1933 г. существовала контрреволюционная националистическая организация под руководством Г.И. Гуркина и С.С. Сафронова. В итоге девять человек были приговорены на 10 лет лишения свободы, семеро на 5 лет, пятеро - на 3 года и 1 человек - на 2 года [ГАСПД РА. Ф. П-1. Оп. 1.Д. 778. Л. 47, 49,51,52].
На момент составления обвинительного заключения (26 июня 1936 г.) в аймаках суду было предано 163 чел. «Основное ядро буржуазных националистов состояло из зайсанско-байских элементов». В числе участников контрреволюционной националистической организации Крайком указал: 11 бывших зайсанов, 10 бывших демичи, 37 баев, 10 бывших «бандитских» главарей, 7 попов, 7 камов, а также 10 русских кулаков. Активными участниками организациями назывались и члены ВКП (б), которые, «...сумели проникнуть в ряды партии, чтобы под прикрытием партбилетов творить свои контрреволюционные дела» [ГАСПД РА. Ф. Р-37. Оп. 1. Д. 1117. Л. 3]. Однако «костяк» организации (52 чел.) был представлен работниками аппарата Облисполкома и его отделов, областных учреждений, советских органов власти аймачного уровня. Из них суду предано 16 чел. В отношении Гуркина Г.И., Борисова С.С., Борисова-Кочубеева М.А., Кардаманова Г. Г. и других, в связи с новыми материалами, дело выделялось в особое следственное производство [ГАСПД РА. Ф.Р-37. Оп. 1. Д. 1111. Л. 190].
По приговору Специальной коллегии Западно-Сибирского краевого суда 4 чел. были приговорены к расстрелу, остальные - к разным срокам заключения. Однако приговоренным к расстрелу предоставили право подачи ходатайства о помиловании. Президиум ВЦИК, рассмотрев ходатайства приговоренных к расстрелу (Сафронова С.С., Арбанакова А.И., Папина И.И., Ялбачева М.И.), в постановлении от 26 октября 1936 г. применил к ним частную амнистию: расстрел был заменен на 10 лет лишения свободы [ГАСПД РА. Ф. Р-37. Оп. 1. Д. 1117. Л. 321; Там же. Д. 1119. Л. 273].
Судебное разбирательство по делу «ойротских националистов» проходило одновременно с политическими процессами в других регионах Сибири.
Ход процессов в отношении «врагов народа» широко освещался в печати, сопровождаясь огульными, кричащими заголовками. Массовая агрессия в отношении «врагов народа», инициированная сверху, распространялась и среди населения. Официальная пропаганда, массовые публикации в центральной и местной печати формировали среди широких слоев населения страны представление о справедливости репрессий в отношении «врагов народа».
В 1935-1936 гг. в Новосибирске и Ойрот-Туре прошел ряд политических процессов по делу «выявленной контрреволюционно-буржуазной организации». В период с октября 1935 по апрель 1936 гг. по нему было осуждено более 100 чел.
«Дело бывших партизан»
Постепенно органами НКВД собирался «компрометирующий материал» на ряд известных партийных деятелей, бывших руководителей партизанского движения, которые играли заметную роль в общественно-политической жизни области.
В феврале 1937 г. в г. Бийске был арестован бывший командир горно-алтайской партизанской дивизии, организатор и руководитель партизанского движения в Горном Алтае, Иван Яковлевич Третьяк, на момент ареста он был пенсионером. Вместе с ним подверглись аресту его ближайшие сподвижники: Зырянов Владимир Степанович - бывший начальник штаба дивизии; Лыжин Василий Максимович - командир 6-го полка; Лыжин Андрей Максимович - командир эскадрона. На момент ареста они являлись членами партии и занимали ответственные посты в Ойротии. Спустя три недели после ареста, на первом допросе 10 марта 1937 г., Третьяка вынудили дать признательные показания о возглавляемой им контрреволюционной повстанческой организации. Всего же по делу бывших партизан только одним следователем был допрошен 51 чел., из них 23 чел. осуждены к высшей мере наказания.
После февральско-мартовского пленума 1937 года по всей стране развернулась кампания по борьбе с «двурушниками». Основным объектом политических преследований в Горном Алтае стали ойротские «националисты» из числа представителей национальных партийно-советских кадров и алтайской национальной интеллигенции. В 1937 г. ойротские чекисты действовали уже по отработанной в предыдущие годы схеме следствия. В 1937 г. на основе «выявленных» организаций по «Делу Третьяка» усилиями следователей создавались новые, с «филиалами» и «ячейками». Обвинения же оставались прежними - целью «контрреволюционеров-националистов» назывались: подготовка вооруженного выступления в момент нападения Японии на СССР, свержение Советской власти и образование под протекторатом Японии независимого государства, которое включало территории проживания тюрков Южной Сибири - алтайцев, хакасов, шорцев, а также тувинцев.
Дело «Алтайских националистов»
8 марта 1937 г., еще до мартовского пленума Ойротского Обкома ВКП (б) был исключен из партии И.С. Толток, секретарь Областного Обкома ВЛКСМ. 11 апреля 1937 г. И. Толток был арестован, что послужило началу организации нового политического «дела».
Уже в апреле 1937 г. ЗСК НКВД УГБ составлена справка о «Контрреволюционной деятельности Гуркина». Руководителями «контрреволюционной националистической организации» назывались Алагызов И.С., Хабаров П.С., Меджит-Иванов Н.Ф., Сыркашев А.А. 19 мая был арестован И.С. Алагызов, 21 мая-Л. А. Сары-Сеп Канзачаков, 27 мая был заключен под стражу Иванов Н.Ф., 6 июня - Таушканов Л.П. и 11 июня 1937 г. - Г.И. Гуркин.
Ойротские «националисты», в соответствии со схемой, разработанной в предыдущие годы, состояли в единстве с подобными организациями в Хакасии и Горной Шории. Создание этого «блока» приписывалось Г.И. Чорос-Гуркину Н.Ф. Меджит-Иванову, А.С. Алагызову В составе руководящего «областного центра» организации указывались: И.С. Алагызов, С.С. Сафронов, П.С. Хабаров.
В целом, всех арестованных членов «Областного центра» «Блока алтайских националистов» обвиняли в подготовке вооруженного восстания в момент начала войны с Японией, с целью свержения Советской власти и установления независимой буржуазно-демократической республики в пределах территории Ойротии, Горной Шории, Хакасии, а также - Тувы. Большинство из них, по версии следствия, были завербованы в разное время японской разведкой.
Решением заседания тройки УНКВД ЗапСибкрая от 4 октября 1937 г. Г.И. Гуркин и С.С. Сафронов приговорены к расстрелу. К расстрелу были также приговорены Л.А. Сары-Сеп Канзачаков, П.С. Хабаров, И.С. Алагызов, Н.Ф. Меджит-Иванов, М.А. Борисов-Кочубеев и другие.
После завершения июньского Пленума, Политбюро ответило 28 июня на инициативу начальника УНКВД по ЗапСибкраю Миронова и секретаря ЗапСибкрайкома ВКП (б) Р. Эйхе о необходимости создания «тройки» в Западно-Сибирском крае. В состав «тройки» вошли начальник Управления НКВД С.Н. Миронов (председатель), секретарь крайкома Эйхе и краевой прокурор И.И. Барков. Эта «тройка» стала первым внесудебным органом 1937—1938 гг., обладавшим правом приговаривать к расстрелу. Деятельность тройки контролировалась и направлялась из Москвы.
Вся предшествовавшая кампания первой половины 1937 г., направленная на разгром старых партийных кадров, распространялась за рамки партийного аппарата. С этого времени начинаются активные подготовительные мероприятия по подготовке к изоляции и ликвидации всех потенциальных противников Советской власти. В Горном Алтае к этому времени прошли аресты видных политических фигур и состоялись громкие процессы по ним.
Пик массовых репрессий (вторая половина 1937 г.).
Атмосфера поиска врагов народа сгущалась.
В Горном Алтае первые летние месяцы 1937 г. отмечены ростом арестов. Развернувшиеся зимой-весной 1937 г. задержания по «организации» троцкистов, по «Делу Третьяка», по делу «РОВСа», по «Блоку алтайских националистов» «выявили» «филиалы» организаций в аймаках, «установили» новые связи арестованных в советском и хозяйственном аппарате. Репрессии в Ойротии стали распространяться вширь и вглубь. Логика событий вела к тому, чтобы разработка по указанным делам переместилась в ведомства и учреждения области, в аймаки, в села.
Многочисленные аресты руководящего состава, специалистов, рядовых сотрудников и рабочих прошли в Облплане, Областном лесоуправлении, Областном финотделе, Облземотделе, Отделе народного образования, в ведомстве «Запсибзолото» и на приисках, в Госстрое, на Ининской автобазе, в совхозе «Немал», в Чемальском доме отдыха и т.д.
В Ойротской автономной области, как и по сей стране, после приказа НКВД № 000447 начала «работу» тройка НКВД, которая была организована 3 августа 1937 г.
В плановом лимите на аресты основное место отводилось кулакам - они составили почти 72% от общего числа; во-вторых, к началу октября «план» по арестам был выполнен на 86%, что свидетельствует об их интенсивности в первые два месяца после начала операции. При этом по расстрелам к этому времени «план» был уже превышен; в-третьих, среди всех осужденных доля приговоренных к расстрелу составила свыше половины (58%); в-четвертых, наибольший удельный вес «расстрельных» приговоров пришелся на осужденных бывших «кулаков» - почти 68%; в-пятых, значительную долю в числе арестованных и осужденных заняли приговоренные по линии РОВСа. Несмотря на то, что аресты по «Делу РОВСа» в Ойротии не планировалось, в области арестовано по данной линии 523 чел., или 37% всех арестованных в области. Свыше половины из них были приговорены к расстрелу.
В Ойротии, как и по всей стране, во второй половине 1937 г. одной из главных целевых групп репрессий стали представители «подозрительных» национальностей - поляков, немцев, латышей, корейцев и др. Они рассматривались как потенциальные агенты спецслужб Германии, Японии, Латвии, Польши. В Ойротии указанные группы лиц оказались репрессированными одними из первых.
«Дело корейцев»
В 1929 г. в Черемшанском логу близ города Улалы была создана сельскохозяйственная артель, а позднее колхоз «Томми». Кроме корейцев, в колхозе состояло около 10 русских семей. Основателем колхоза стал бывший дальневосточник Николай Иванович Карпинский, а первым председателем Иннокентий Иванович Пак (Пак Дя-юн), приехавший в Сибирь на строительство Чуйского тракта в 1928 г., позднее ставший пасечником в родном колхозе.
Корейский колхоз развивался достаточно активно. Были закуплены лошади, организовано товарное производство картофеля и других овощей. Разводили свиней, крупный рогатый скот, овец, пчел. На 25 сентября 1933 г. в колхозе числилось 40 дворов, в том числе 20 – батрацких, 10 – бедняцких, 10 – рабочих и служащих, в которых проживали 38 мужчин, 30 женщин и 4 подростка. Из 40 дворов 17 имели коров, 4 – свиней. В течение следующих трех лет численность колхозников изменялась незначительно: на 1 января 1935 г. в колхозе числилось 28 хозяйств и 85 едоков, уже через год членами колхоза были 54 человека.
В первые летние месяцы 1937 г. корейцы, как и представители других национальностей, стали рассматриваться как потенциальные агенты спецслужб иностранных государств, в частности Японии. Массовые аресты в колхозе «Томми» начались в конце июня и продолжались вплоть до сентября 1937 г. После массового ареста колхозников-корейцев, большинство русских семей выбыло из колхоза, а колхоз им. Томми был переименован в колхоз им. Буденного, а позднее вошел в колхоз «40 лет Октября».
Николай Павлович Им Тин До был обвинен в создании шпионско-диверсионной повстанческой организации под названием «Братский Союз корейцев», в которую, по версии следствия, были вовлечены корейцы и китайцы г. Ойрот-Тура, а также некоторых аймаков области. Задачами организации являлись сбор шпионских сведений о политическом и экономическом состоянии Ойротской автономной области, особенно ее пограничных районов, подготовка диверсионных актов на Чуйском тракте с целью помешать частям Красной Армии быстро подавить повстанческое движение контрреволюционных элементов, массовое отравление населения в момент возможной войны Японии против СССР. Обвинения в шпионаже в пользу Японии и контрреволюционной агитации были предъявлены председателю и рядовым колхозникам.
Волна арестов прокатилась по всем аймакам автономной области, в числе арестованных появились корейцы, работавшие на строительстве Чуйского тракта, а также старатели с золотых приисков в Турачакском аймаке.
В числе арестованных оказался начальник 972 дорожно-эксплуатационного участка, кореец по происхождению Михаил Тимофеевич Ким – инженер-строитель автогужевых дорог. Он родился в 1905 г. в бедной крестьянской семье, в 1930 г. закончил рабфак им. Герцена, затем в 1934 г. Ленинградский автомобильно-дорожный институт. После окончания института был направлен на работу в Управление Стройшосдора в г. Бийске. С марта 1936 г. – на строительстве Чуйского тракта в Ойротии. Ему было предъявлено обвинение в организации шпионско-диверсионной повстанческой организации, которая занималась сбором сведений о строительстве Чуйского тракта, имеющих оборонное значение, для передачи их японской разведке. Согласно протоколу допроса, в организации числилось 30 человек, которые «проводили разрушительную работу, направленную на срыв ремонта и строительства тракта…строили тракт с большими отступлениями от проекта». Вместе с ним в застенках тюрьмы оказались корейцы, работавшие дорожными мастерами, а также фотограф, делавший снимки тракта.
Членом организации был объявлен Сергей Васильевич Ким – врач, заведовавший бактериологической лабораторий областного отдела здравоохранения, обвиненный в подготовке массового отравления населения области в случае возможной войны Японии против СССР. Часть арестованных корейцев трудилась старателями на приисках Ушпа и Чаныш в Турачакском аймаке. Старателям-корейцам и их бригадиру было предъявлено обвинение в сборе сведений о золотой промышленности в Ойротии.
Всего по делу о корейском «заговоре» в Ойротии в списке обвиняемых числилось 42 человека. Среди арестованных были люди разных профессий - колхозники, фотографы, врач, повар, кирпичники, чернорабочие, инженеры и др. Протоколом № 197 от 26 декабря 1937 г. было принято решение о их расстреле. Приговор был приведен в исполнение 12 января 1938 г.
Постановлением Тройки Управления НКВД по Алтайскому краю от 4 октября 1938 г. был приговорен к расстрелу Николай Павлович Им Тин До (Им Дин То), который умер еще до решения Тройки 16 июня 1938 г., а 17 октября 1938 г. – китаец Я Шо-Ле (Янь Шо-Ле). В 1959 г. посмертно они были реабилитированы.
Во второй половине 1937 г. решения об исключении из рядов ВКП (б) партийцев как «врагов народа» принимались почти на каждом заседании бюро Обкома. В отчетном докладе Ойротского Обкома ВКП (б) на XII областной партконференции «О работе Обкома ВКП (б) с мая 1937 по май 1938 гг.» отмечалось, что парторганизация провела большую работу по очищению своих рядов от иностранных агентов, шпионов, диверсантов, троцкистов. Так, в первой половине 1937 г. из партии был исключен 41 чел., то во второй половине 1937 г. -215 чел. В целом за период с января 1937 по февраль 1938 гг. из Ойротской парторганизации было исключено 290 чел., или около трети ее состава [ГААК. Ф. П-1. Оп. 1. Д. 29. Л. 7]. При этом на 1 мая 1937 г. в Ойротской парторганизации числилось 916 кандидатов и членов ВКП (б) [ГАСПД РА. Ф. П-1. Оп. 1. Д. 1001 Из 292 чел., исключенных к маю 1938 г., 192 были «вычищены» как враги народа и их пособники, что составило 65% к числу исключенных.
Одновременно под подозрение подпадали родственники арестованных коммунистов. С мест работы высылались запросы, партийными органами изучались материалы арестованных родственников партийцев и направлялись в Ойротский обком. Чтобы отвести от себя подозрения, родственники писали в свою парторганизацию заявление со стандартными формулировками: «связей не имею, отношения не поддерживаю». В случае «нарушения» указанных заявлений родственников «врагов народа» уличали в обмане партии с последующими санкциями - от исключения из рядов ВКП (б) до ареста.
По приговорам тройки при УНКВД Ойротской автономной области в 1937 г. (надо полагать, с 5 августа по 31 декабря 1937 г.) было осуждено 2821 чел., из них приговорено к расстрелу - 1211 чел. (42,9%). В 1938 г. расстреляно 428 чел.
Поток исключений из партии, большое количество «вычищенных» в 1937 г. встревожило партийное руководство страны. Корректировку в ход репрессий внес январский (1938 г.) пленум ЦК ВКП (б). Он подверг осуждению «огульные, массовые исключения из партии». Вся вина за необоснованные исключения из партии и репрессии возлагалась на местные власти, но большей частью - на отдельных «коммунистов-карьеристов», которые, стремясь застраховать себя «от возможных обвинений в недостатке бдительности», применяли «огульные репрессии против членов партии»
Пленум ЦК ВКП (б) осуждал «перегибы» при исключении из партии и поиска «врагов народа», критиковалась излишняя бдительность. С этого момента началось восстановление в партии ранее исключенных коммунистов.
Всего же, по данным ОРПО Ойротского Обкома ВКП (б), на 1 ноября 1938 г. было подано 146 апелляций, из них 14 - в 1937 г. К этому времени было рассмотрено 123 апелляции, из них по 23 - восстановлено в партии, отказано в восстановлении - 93 заявившим.
Спустя многие годы, во время процесса реабилитации граждан, был установлен весь арсенал фабрикации уголовных дел по контрреволюционным преступлениям. Обычно после выявления связей и круга знакомств обвиняемых, следователи в отсутствие обвиняемых сами заполняли протоколы допросов и принуждали обвиняемых к подписанию готовых протоколов. Методами принуждения являлись обман, запугивание, избиения. Об этом свидетельствуют многочисленные свидетельские показания бывших заключенных.
По признанию К. Хуснутдинова, начальника отдела Ойротского УНКВД лейтенанта Госбезопасности, о «Деле Третьяка» и о «Деле Гуркина»: «Такая контрреволюционная организация в действительности не существовала, как и не существовала контрреволюционная националистическая организация. Они были созданы в стенах управления НКВД Западно-Сибирского края. Знаю, что у Лазарева была заранее составлена схема организации, в которой было определено, кто является руководителем, кто его завербовал...»
Обычным делом являлась переквалификация экономических и должностных преступлений в политические. Проявления бесхозяйственности и халатности, которые влекли к экономическим потерям - рассматривались как диверсия и вредительства. К ним могли отнести, например, допущенный падеж скота, порчу сена и собранного хлеба из-за дождя при уборочных работах, пожары, потравы посева скотом и т.д. Подобные дела зачастую рассматривали тройки и выносили суровые приговоры.
Аналогичная ситуация наблюдалась и по хулиганским фактам, которые зачастую квалифицировались как совершение, или попытку совершения террористических актов. К указанным преступлениям, например, могли причислить: пьяную драку, дебош, угрозы убийством. Мотивы были сугубо бытовые: ревность, обида за невыплату премии, личная неприязнь и т.д. Положение обвиняемого усугублялось его «классово-чуждым» происхождением и прошлым участием в бандах, а также выявленными фактами хозяйственных правонарушений во время работы в колхозе. За подобные «преступления» привлекались, как правило, жители села, большей частью малограмотные, из национальных аймаков, имевшие взыскания за неудовлетворительную работу в колхозе.
В целом обвинения не подкреплялись доказательной базой и строились на «показаниях» других обвиняемых и на самооговоре. Подобные методы ведения следствия по политическим делам были распространены по всей стране.
Арестованных, по которым уголовное дело было завершено, а вина «установлена», конвоировали в г. Ойрот-Туру, в областную тюрьму. По Чуйскому тракту усилилось движение - в сторону Ойрот-Туры, двигались колонны заключенных, по 40-50 чел. Людей арестовывали в деревнях, затем этапировали пешком, порой силами самих работников сельсоветов, в аймачные центры. Из Усть-Кана и Усть-Коксы их отправляли в Шебалино, где заключенных объединяли в общие группы и вывозили грузовыми машинами в областной центр. Представители шоферских профессий оставили свидетельства о том, что поначалу людей конвоировали пешком, затем - на подводах и санях.
В течение лета 1937 г. на окраине г. Ойрот-Тура был возведен пересыльный лагерь НКВД. На его месте ранее располагалось подсобное хозяйство НКВД - овощехранилище с подвальной земляной нишей, теплица и большой огород. Овощехранилище и теплица были переоборудованы под места содержания заключенных, дополнительно были построены помещения для охраны, баня. В течение августа выстроили длинный деревянный барак, обнесли территорию трехметровым забором с колючей проволокой, расставили по периметру караульные вышки. Штат охраны пересыльного лагеря в г. Ойрот-Тура состоял из работников тюрьмы. Осенью новый лагерь также быстро наполнялся заключенными - уже летом ежедневно загоняли в теплицу по 40-50 арестованных, обвиняемых по 58-й статье.
Арестованных свозили и в областную тюрьму в с. Кызыл-Озек (в 7-8 км. от Ойрот-Туры). Здесь на арестованных заводили персональное дело и отправляли в Бийскую городскую тюрьму № 2. Отсюда их этапировали для отбывания наказания в системе ГУЛАГа. Уже в сентябре тюрьма в с. Кызыл-Озек оказалась переполненной, и в конце месяца заключенных из Кызыл-Озекской тюрьмы этапировали пешком в новый пересыльный лагерь в г. Ойрот-Туре. В апреле 1938 г. в камерах областной тюрьмы негде было стоять, на один квадратный метр приходилось четыре человека.
Приговоренные к расстрелу оставались в г. Ойрот-Туре, их дальнейшая судьба на сегодняшний день известна. Количество приговоренных к смерти резко возросло с началом «Большого террора» и с учреждением тройки Ойротского УНКВД.
По свидетельству местных жителей, охранники говорили, что «в теплице гуляет тиф, ежедневно умирает по 40-50 чел.», мертвых «сбрасывали в овощехранилище и сжигали». В такие моменты стоял трупный запах, который ощущался в близлежащих домах (примерно 300-400 м. от лагеря), находившихся на окраине города, в конце ул. Ленинской (ныне ул. Ленина).
«Расстрельная нагрузка» на местные тюрьмы в оперативных секторах НКВД Запсибкрая была высокой. Подобные случаи массовых казней имели место и в Ойротии 29-31 декабря 1937 г. расстреляли и захоронили в отдельной яме 231 человека. Основная «нагрузка» пришлась на 29 декабря, когда за ночь расстреляли 184 человек.
В 1989 г. он давал показания по делу об обнаружении человеческих останков в районе расположения бывшего лагеря. Пятьдесят с лишним лет спустя в общей яме-траншее были обнаружены останки расстрелянных людей, остатки их одежды и обуви, личные вещи: пуговицы, расчески, иголки, мундштуки, кружки, эмалированные миски, зубные щетки и т.д., а также гильзы и пули . По мнению работников областной прокуратуры, которые в 1989 г. расследовали дело об обнаружении останков, потерпевшим перед расстрелом сообщали о дальнейшей отправке по этапу. Подобная мера предпринималась для предотвращения возможного сопротивления приговоренных. Убивали из револьвера «Наган», двумя выстрелами в затылок. Об этом свидетельствовали материалы криминологической экспертизы. Входные отверстия в черепах жертв были в области затылка, выходные в области височной и теменных частей.
С начала 1938 г. заключенных стали вывозить из пересыльного лагеря, и к концу 1938 г. полностью вывезли. Забор, вышки убрали, бараки разобрали.
В Ойротской автономной области пик массовых репрессий пришелся на вторую половину 1937 г. и затронул все социальные слои населения. Процессы проходили упрощенно и ускоренно, обвиняемые проходили на них группами по 15-30 и больше человек. С августа 1937 г. по ноябрь 1938 г. были арестованы и расстреляны несколько тысяч жителей Ойротии.
Источники:
1. Госархив РА Фонды Р-37, П – 1.
2. Политические репрессии в Горном Алтае (1922-1953 гг.): Коллективная монография/редколлегия: к.и.н.Н.В. Екеев (отв.ред), к.и.н. М.С. Каташев, к.полит.н. Г.Б. Эшматова; БНУ РА «Научно-исследовательский институт алтаистики им. С.С. Суразакова». – Горно-Алтайск, 2017.
3. Политические репрессии в Горном Алтае (1922-1953 гг.): сборник архивных документов и материалов/ Отв.ред. Н.В. Екеев, Сост. М.С. Каташев, Л.Н. Мукаева, Г.Б. Эшматова; БНУ РА «Научно-исследовательский институт алтаистики им. С.С. Суразакова». – Горно-Алтайск, 2017.
